Концерт Эстаса Тонне в ОДО: музыка во имя тишины

12 ноября в Окружном Доме Офицеров прошёл концерт знаменитого гитариста Эстаса Тонне, при участии Пепе Данза.

Я ни разу не посмотрел на часы, хотя вообще — люблю следить за временем... По идее, я должен бы был уклониться от написания этого отчёта. О том, почему — ниже; Вы, надеюсь, поймёте. Стеснительное чувство, когда можешь потратить на статью хоть целую жизнь, но садишься за неё через сутки после прожитого. Музыкант за свой концерт отдал тебе всё и отпустил тебя с Богом — а ты засел, словно Штирлиц в логове врага и из услышанного составляешь шифрограммы.

Об Эстасе Тонне я впервые узнал глубокой ночью, в гостях. Давно и недавно — чуть более полугода назад. Кто-то поставил самое известное, пожалуй, его видео — в баварском городе Ландсхут, то ли на площади, то ли на пешеходной улице (типа нашей Вайнера), где он исполнял The song of the Golden Dragon. Даже разведённых в стороны рук не хватало, чтобы охватить всего того впечатления причастности к гениальному. Иисусоподобный облик; расслабленное лицо; медленно, пышно дымящаяся ароматическая палочка,  зажатая в голове гитары — и совершенно ирреальное количество нот, настолько же свободных, насколько строго-настрого последовательных. А главное — что этот человек, которому как будто всё равно, что происходит, и ничего его не остановит, не заставит сбиться — он среди толпы, забывшей о делах, внимающей ему, затаив дыхание. Разумеется, в толпе мелькали те, кто снимал — на телефон, на камеры. Нормальное явление, но тогда подумалось — вы же присутствуете при таком прекрасном действе, зачем его эффект как бы делить на два, чтоб заценить когда-нибудь потом? Зачем вызревающий с каждым звуком восторг заведомо разбивать на усечённые дольки кукиша? И просто странно, что технологии подвигают зачем-то запасаться моментами, для дальнейшего их разглядывания, вместо их полноформатного восприятия сразу.

И об этом же был весь концерт 12 ноября, об этом же — всё, что творит и высказывает виртуоз Эстас Тонне. Применительно к изначально носимым именам людей, перешедших в духовенство, употребляют наречие «в миру». Для Тонне, современного странствующего трубадура, при рождении названного Станиславом, когда он нашёл своё собственное призвание, своё собственное духовенство и стал зваться Эстасом — это преображение, напротив, обернулось выходом в мир. Он появился на свет в Советском Союзе, географически его Родина на Украине, он провёл десятилетие в Израиле, а в Америке нащупал нить судьбы в гитарных струнах. Сейчас он, наверное, может позволить себе состоять, как из клеток, из самых любых точек на атласе…

Ещё в прологе концерта Тонне обратился к залу: «Сосредоточьтесь лишь на мимолётно возникающих образах и мыслях. Не пытайтесь накопить и унести отсюда груз эмоций». Ну что ж, а я, как обычно, был среди зрителей, чтобы ослушаться пожелания мастера.

Пепе Данза проступил навстречу публике со звоном колокольчика. Уругвайский ударник придал штрихам изящного моста, прокладываемого Тонне (от слогана турне — Bridging the Worlds) очень уместную несущую основу. Издалека казалось, что если бы Махатма Ганди в своё время носил длинные волосы, то Пепе Данза бы имел с ним поразительное сходство. Буддистское спокойствие, смакуемая мудрость вплетения ритмических узоров десятком экзотичных инструментов. «Мы не отрепетированно играем, мы живём на сцене» — обмолвился Тонне в одном из малочисленных коротких перерывов.

Наиболее сложно было предоставить некому внутреннему проектору воображения тарахтеть без оглядки. Без опаски запнуться о какую-нибудь паузу. О разрыв, например, нижней струны, под пальцами Эстаса становящейся до отчаянности пронзительной уже абсолютно вне всяких мер. Надо сказать, Тонне старался  не сводить контакт с аудиторией к обыденным формальностям, чтобы было не так, как бывает всегда: композиция сыграна — люди похлопали. Если аплодировать — то со всей осознанностью, с непринуждённостью высвобождаемой энергии.  С естественностью медитативных танцев двух девушек, зрительниц из зала, за колонной перед сценой. Вот именно в их танцах — простотой и плавностью — наверное, проскальзывала правда, даримая по городам «путником с гитарой» Эстасом Тонне.

Как бы это ни высокопарно и вторично ни звучало, но дуэт Тонне и Данза постоянно напоминал диалог, иногда даже дружеский спор на музыкальном языке. Спор, ведущийся ради интереса, ради приближающейся истины. Разговор друзей-асов, чьё общение задала высота той искусности, на которую они поднялись. И преодолеваемое слухом расстояние до их заоблачных голосов как космический лифт почти поднимал до чердаков мироздания, где раздаются предназначения и лежат колоды с пылящимися джокерами. «У каждого — своя Правда. И её ни в книжках не прочесть, ни в фильмах не увидеть. Её надо чувствовать. Ежесекундно — чувствовать… Её в спешке не различить, не узнать, не услышать... Правда — это тишина. У каждого — своя. Моя тишина — музыка». Слов было мало, а смысла столь много, что неторопливость этих редких фраз врезАлась в память.

Финал концерта лишний раз потряс импровизацией. Импровизацией не гитарной — жизненной. Курительная палочка догорела. Давила непрерывно нагнетающая нота. Тонне молча положил гитару. Глотнул воды. Вздохнул в микрофон. «Молчание». Ага, как у Гоголя, в «Записках сумасшедшего». Всё это недолго, не более минуты. Но ощущалось, что из зала, точно джинн из бутылки, постепенно выползает замешательство, незнание что делать. Где-то в коридоре заплакал ребёнок. У кого-то сработал телефон. Кто-то наугад начал пытаться аплодировать, но музыкант остановил его улыбкой. Жизнь просочилась в концерт! Просочилась вся трудность, почти невозможность допустить, чтоб хотя бы незначительный промежуток времени заполнялся пустотой… 

Наконец, был сказан прощальный монолог, люди с облегчением повставали с кресел, устроили овацию, нанесли цветов и с одобрительными репликами потянулись к выходу.